Не эр, но Талигойя

[alvadick]

Название: Не эр, но Талигойя
Автор: Siore
Бета: Efah
Размер: мини, 3330 слов
Пейринг/Персонажи: Ричард Окделл, Леопольд Манрик, Рокэ Алва, Лионель Савиньяк, Квентин Дорак (кардинал Сильвестр), Фердинанд Оллар, Катарина Оллар, Август Штанцлер, Леонард Манрик.
Категория: джен
Жанр: авантюрный роман
Рейтинг: РG-13
Примечания/предупреждения: АУ, ООС, POV главного персонажа. Отдельные фрагменты, цитаты и реплики дословно заимствованы из романа В.В. Камши «Красное на красном».
Краткое содержание: В день святого Фабиана судьба повернулась к Ричарду Окделлу и к остальным участникам событий неожиданной стороной…


Двадцать унаров застыли на черно-белых плитах площади, словно фигуры на шахматной доске. Двадцать пешек. Кто пройдет в ферзи, кого смахнут с доски — все решится сегодня. В день святого Фабиана триста девяносто восьмого года Круга Скал.

Ричард Окделл давно ждал этого дня. Даже поганой крысе не удастся его испортить — хотя пострадавшая рука, несмотря на мазь, побаливала и, судя по ощущениям, начала опухать. Ничего, он выдержит, до конца церемонии точно, а там — на все воля Создателя. Граф Килеан и граф Ариго обещали взять его в оруженосцы, и никакой Дорак не сможет им помешать, ведь таков закон.

Барабанный бой смолк, и выступивший вперед герольд начал хорошо поставленным голосом зачитывать внушительный свиток:

— Доблестный капитан Арнольд Арамона счастлив сообщить своему государю и всему Талигу, что вверенные его попечению юные дворяне прошли должное обучение и ждут приказаний от короля нашего Фердинанда Второго. Да будет всем ведомо, что означенные дворяне чтят Создателя и наместника Его на земле, владеют шпагой и грамотой и исполнены рвения. Капитан Арамона ручается за верность и доблесть юношей, коих и называет друг за другом, сообразно их воинским успехам и прилежанию...

Герольд принялся зачитывать список унаров. Ага, Арамона все же записал его четвертым! Он, Ричард Окделл, четвертый из двадцати! Это справедливо — хотя ему показалось, что Йоганн Катершванц уступил ему в последнем учебном поединке. Но если так, почему Йоганн не сказал?

— Двадцать доблестных дворян, — провозгласил между тем герольд, — предлагают свою жизнь, честь и отвагу тем, на чьих плечах держится королевство. Кто из Лучших Людей Талига изберет их в оруженосцы?

Вновь пропели фанфары, а потом унаров стали, наконец, разбирать.

Катершванцев, как и ожидалось, отпустили воевать в Торку. Адмирал Альмейда выбрал Берто Салину — что ж, тоже ожидаемо. Валентина Придда взял граф Рокслей...

— Я, Килеан-ур-Ломбах, комендант Олларии, прошу и выбираю Эстебана Сабве, лучшего из фабианцев.

«Эстебана? „Навозника“, наглеца и мерзавца?! Человек Чести выбрал отродье Колиньяров?!»

Дик с трудом удержался, чтобы не выкрикнуть это вслух. Нет, конечно, он будет молчать, он же поклялся эру Августу держать себя в руках. И будет ждать, ведь остается еще граф Ариго...

Ги Ариго выбрал Эдуарда Феншо. Да, это традиция, но ведь граф обещал! Обещал взять его!

Последняя надежда разбилась.

Наследник Повелителей Скал стоял и обреченно смотрел, как его однокашники, друзья и враги, один за другим поднимаются по лестнице на галерею, занятую августейшими особами и придворными, и приносят присягу. Унары уходили в большую жизнь, где Ричарду Окделлу места не было.

***
Когда выстрелила полуденная пушка, на черно-белой доске оставались четыре пешки. Толстяк Карл Тротта-ур-Форшенбах, прыщавый Анатоль Мей, недомерок Луиджи Фариани и сын Эгмонта Окделла. Даже последний в списке унаров, бестолочь и увалень Макиано Тамазини, и тот понадобился своему эру. А вот Ричард...

В последний раз пропела труба, возвещая, что четверо доблестных дворян предлагают свою жизнь, честь и шпагу тем, на чьих плечах держится королевство. С галереи, украшенной пунцовыми гвоздиками, никто не отозвался.

Вздернув подбородок, Ричард из последних сил сдерживал слезы отчаяния и обиды. Он никому не нужен. Предали все, даже эр Август. Завтра его повезут под конвоем в Надор, и оттуда уже не выпустят. Или бежать к Альдо Ракану в Агарис, подставив под удар семью. Третьего не дано.

Да, его предупреждали, что так и будет. Но разве в такую подлость и несправедливость возможно поверить в шестнадцать лет?! Он и не поверил, а теперь...

— Ричард, герцог Окделл!

Дик вздрогнул от неожиданности, вновь обретая надежду. По крайней мере, его заметили — чувствовать себя пустым местом неприятно. Кто же решился?

Высокий пожилой человек в черно-белой мантии — цвета королевские, не родовые, — сидевший через два кресла справа от Штанцлера, поднял руку, привлекая всеобщее внимание. Худое вытянутое лицо, зачесанные назад темно-рыжие волосы с изрядной проседью... Да ведь это же...

— Я, граф Леопольд Манрик, тессорий Талига, принимаю вашу службу.

Ричарду показалось, что он ослышался. На службу к этому... к «навознику», потомку гоганского повара? Считать собранные с бедняков липкие суаны, скрючившись за конторкой над пыльными ведомостями казначейства, толстеть и тупеть, как бедолага Наль? Ему, герцогу Окделлу?! Да лучше смерть, чем такое посмешище!

Вне себя от отчаяния, Ричард дернулся за кинжалом. Убить Алву или Дорака ему не дадут, остается только разом со всем покончить — одним ударом фамильного клинка в сердце...

Его намерению не суждено было сбыться. Едва он схватился за рукоять кинжала, как распухшую руку пронзило адской болью, от которой потемнело в глазах. Дик чуть не взвыл, выронил кинжал, тупо звякнувший о черно-белые плиты, пошатнулся и мешком осел на землю, теряя сознание.

***
— Какая прелесть. Интересно, эта пантомима означала согласие или отказ? — светским тоном поинтересовался герцог Алва, приподняв бровь.

Кардинал Талига про себя отметил, что, несмотря на ироничный тон, маршал удивлен. И удивлен неприятно. Дальше раздумывать над этой странностью времени не было.

— Что происходит? — оторопевший Фердинанд аж привстал с кресла. — Герцог Окделл, что с вами?

Королева, побледнев, схватила супруга за руку.

— Во имя всего святого, помогите же ему!

— Уже, — встревоженный Штанцлер не отрывал взгляда от площади, где к упавшему Ричарду по знаку Леонарда Манрика бросились несколько гвардейцев, а сам Леонард отрывистым тоном отдавал распоряжения насчет врача. — Уже помогают. Надеюсь, просто обморок. Жара, волнение...

— Хм-м... Арамона не солгал: юный Окделл — крайне импульсивный молодой человек, — заметил Сильвестр, перебирая четки. Кардинал был встревожен не меньше, чем кансилльер, но скрывать свои чувства умел лучше. Оторвавшись от созерцания площади, где люди Леонарда Манрика хлопотали над упавшим Окделлом и все еще торчали истуканами оставшиеся трое незадачливых претендентов, он обернулся к Манрику-старшему:

— Граф, на вашем месте я бы четырежды подумал, прежде чем предлагать ему службу.

Манрик остался невозмутим.

— Ваше высокопреосвященство, я слышал ваше предупреждение еще на заседании Высокого Совета и принял к сведению. Вы правы, к этому молодому человеку нужен... особый подход. Но пусть сначала придет в себя. Помимо волнения, у него что-то с рукой, мой врач этим займется.

***
Забравшись в портшез и задернув занавеску, Сильвестр приказал нести себя в резиденцию. Требовалось отдохнуть и обдумать случившееся наедине с собой.

Настроение у его высокопреосвященства было паршивым, и вдобавок привычно заныло сердце. Впервые за долгие годы церемония в день святого Фабиана закончилась столь скандальным происшествием. Слухи разлетятся немедленно, долетев в том числе и до Посольской палаты. В Гайифе все представят так, что опального наследника Эгмонта якобы замучали в Лаик до обморока и вдобавок опозорили перед всеми Лучшими Людьми, предложив герцогу место конторской крысы в казначействе. Хотя вот служит же у тессория наследник графа Ларака — и ничего, пока не зарезался...

Сильвестр тяжело вздохнул. Последствия скандала придется разгребать, да и с самим Окделлом надо что-то делать. Он ведь так и не сказал ни да ни нет, впрочем, попытка самоубийства в ответ на предложение службы сама по себе достаточно красноречивый ответ. Гордыня превыше разума. Вечно с этой семейкой проблемы. Вот пусть теперь «фламинго» с ними и разбираются.

Тессорий, несмотря на все, уже забрал парня в свой особняк — к слову, пришлось тащить едва ли не силой, пришедший в себя Окделл упирался и нудил, что не просил ему помогать. Каким образом Леонарду удалось его уломать, Сильвестр не представлял — видимо, в ход пошло фамильное занудство Манриков. И да, Манрик-старший прав, у Окделла что-то скверное с рукой, даже с галереи было видно, как распухла перевязанная кисть, когда с нее срезали тесную унарскую перчатку. Не приведи Создатель, заражение — смерть наследника Окделлов кардиналу Талига не нужна, что бы там ни плели злопыхатели. По крайней мере, сейчас — точно не нужна.

Что ж, пусть лечится. Отправить юного Окделла в Надор всегда успеется. И все же какая муха укусила Манрика? Точнее — на что он рассчитывает, связываясь с Окделлом?

Ответ не находился — и его высокопреосвященству это не нравилось.

***
Врач, тощий рыжеватый бергер средних лет с неряшливой трехдневной щетиной на подбородке, держался тем не менее с королевским достоинством. Дикон, закусив губу, смотрел в потолок. Было больно, но терпимо, а еще — страшновато. Врачей он, признаться, побаивался — а еще больше боялся, не случилось ли с ним что-то настолько серьезное, что на рану лучше не смотреть.

Врач наложил повязку и удовлетворенно вздохнул.

— Ваше счастье, молодой человек, что вами занялись так быстро, иначе быть бы вам без руки, и это в лучшем случае. В Олларии вряд ли найдется десяток людей, способных остановить подобное нагноение, не прибегая к ампутации. Ну что ж, вам повезло. Конечно, рука еще поболит, но опасность миновала. На будущее: никогда не откладывайте визит к врачу.

— Спасибо, — пробормотал Дик, тупо глядя на забинтованную кисть. В день святого Фабиана генерал Манрик, вспоров перчатку на его распухшей руке, охарактеризовал увиденное словом, совершенно неуместным в присутствии королевской четы, — к счастью, за суматохой его не услышали. Ошарашенного, вяло сопротивляющегося Дика поставили на ноги, куда-то потащили и чуть ли не силой влили в него бокал какого-то жгучего снадобья, отчего мир вокруг поплыл и задвоился, а потом Ричард снова потерял сознание и окончательно пришел в себя уже в комнате, в которой сейчас и находился. На особняк эра Августа не похоже, как и на комнатушку Наля.

— Где я?

— В доме господина тессория, — бросил врач, умывая руки. — Завтра я вас снова навещу, а пока отдыхайте. Вы пролежали в горячке четыре дня.

Пока врач собирал инструменты, а Дик переваривал услышанное, слуга в фамильных цветах Манриков — зеленом и розовом — внес уставленный посудой поднос.

— Ваш ужин, сударь.

Слуга поднял крышку судка. Ароматный пар защекотал ноздри изголодавшегося Дика. Ужин прибыл как нельзя кстати. Лечебные отвары, которыми его пичкали все эти дни, успели порядком надоесть.

— Это цыпленок по-гогански, — пояснил слуга в ответ на вопросительный взгляд юноши. — Здоровая и вкусная пища, именно то, что вам нужно для восстановления сил. Как и красное вино с медом и специями. В чашке бульон, советую начать с него.

А кормят здесь неплохо, отметил Дик про себя, принимаясь за трапезу. Уж всяко лучше, чем в Лаик, куда лучше, чем дома и даже чем у эра Августа, если быть честным. Кстати, эр Август даже не попытался найти его после неудачно завершившейся церемонии, как и Наль, хотя бы передать записку. Наверное, им стыдно и они больше не хотят иметь с ним дела. Скверно получилось. Лучше бы его сразу тихо отправили в Надор. Впрочем, тогда никто не вылечил бы ему руку...

Дик поежился, вспомнив слова врача. Он мог бы остаться калекой, если бы не попал к Манрику. Эр Август разбирается только в сердечных каплях, Наль от всего лечится тошнотворной манионикой, а уж солдаты конвоя и подавно не стали бы возиться с опальным герцогом. Врач прав: ему крупно повезло.

Справиться с нежнейшим цыпленком ножом и вилкой, без помощи рук, оказалось проще простого. Отставив опустевший судок, Ричард допил сладкое вино и откинулся на мягкие подушки. Завтра ему наверняка станет еще лучше, вот тогда он и подумает, как быть дальше.

***
Проснувшись на следующее утро, Дик обнаружил рядом с кроватью сапоги, а на стуле — одежду. Не унарский наряд, но и не то, в чем он приехал в Лаик полгода назад — черный камзол и панталоны простого покроя, но добротного сукна, алая рубашка... Цвета Окделлов. Случайность — или очередная насмешка: герцог Окделл на побегушках у «фламинго»? Хотя почему на побегушках, он же не давал согласия. И клятвы не давал. Когда он окончательно выздоровеет, его отпустят. Должны отпустить. А если нет — он найдет способ бежать...

Куда он собирается бежать, Ричард додумать не успел: в дверь деликатно постучали. Что ж, в чужом доме следует быть вежливым. Хорошо, что он уже одет.

— Войдите!

Дверь открылась, и в комнату вошел не кто иной, как хозяин дома. Тессорий Леопольд Манрик.

Ричард невольно вздрогнул. Он ждал встречи с графом лицом к лицу, но так скоро?..

— Добрый день, герцог Окделл. Рад видеть вас в добром здравии и на ногах.

— Добрый день, сударь, — осторожно ответил Дик.

— Можете называть меня «монсеньор» или «господин граф». Поскольку вы идете на поправку, настало время поговорить.

Ричард кивнул. Что ж, этот разговор рано или поздно должен был состояться. Вот все и прояснится.

Манрик жестом пригласил его сесть в одно из кресел у стола. Ричард повиновался. Сам граф устроился в другом кресле. Он по-прежнему был не в родовых цветах, а в черно-белой мантии тессория.

— Я... Я благодарен вам за лечение, — начал Ричард. — Врач сказал...

— Пустое, — отмахнулся Манрик, — Хорош бы я был, приняв вашу службу и бросив вас без помощи. К тому же о вас переживала Ее Величество, а все мы счастливы служить королеве Талига.

— Но... — Дик вспыхнул от волнения и стыда разом, вспомнив день святого Фабиана и свое, так сказать, сольное выступление. — Господин граф, я же не согласился на ваше предложение!

Манрик пожал плечами:

— Я ничего не предлагал — предлагали вас. Я имею в виду — унаров. Как блюда в таверне, простите нелестное сравнение.

«Ага. Как... как цыплят по-гогански».

Ричард стиснул зубы. Это оскорбление — и в то же время это правда. Так все и выглядело в день святого Фабиана. А на правду обижаются только дураки, говорил отец. Хотя все равно обидно.

— Никогда не любил эту церемонию, — Манрик слегка поморщился, — но я был намерен — и не отказываюсь от этого намерения — принять предложение. Принять вашу службу, герцог Окделл. Службу Талигу. Не лично мне. Вы же хотели служить Талигу?

Ричард молчал. Что-то подсказывало согласиться, и то же время что-то препятствовало. Отец говорил — оруженосца берет на службу не эр, но Талигойя, но это было так давно... Что бы Эгмонт Окделл сказал здесь и сейчас?

— Талигу служил и ваш отец, — не дожидаясь ответа, заметил Манрик, словно прочтя мысли Ричарда, — хотя многое в стране ему не нравилось. Я тоже служу Талигу, пусть и не с оружием в руках. Это моя родина. Я хотел бы видеть ее...

Он сделал паузу, подбирая слова. Ричард ждал, не перебивая. Ему внезапно стало интересно слушать этого человека. Так с ним не говорил никто и никогда. Ни отец, ни мать, ни даже эр Август. Внезапно вспомнилось из уроков землеописания: а ведь владения Манриков — в Надоре, только севернее. Соседи. Надо же, раньше Ричард об этом не задумывался.

Манрик вновь заговорил — все тем же спокойным, веским, убедительным тоном:

— Я хотел бы видеть мою страну — нашу страну, Ричард — богатой и счастливой. Умной и работящей. Без нищих. Без взяточников. Без внутренних таможенных пошлин и убийственных налогов с провинций, чьи правители когда-то давно совершили ошибку. Без дармоедов с армейскими чинами, якобы защищающих страну. Без святых пастырей, получающих жалование из казны, — совесть не продается и не покупается.

Изумлению Ричарда не было предела. О процветании Талигойи мечтали отец и его соратники, а теперь он слышит те же речи из уст того, кого его учили считать заклятым врагом! Он спит или все еще бредит в горячке?

— Так не бывает! — выпалил он. — Разве что в Рассветных садах — и то... Я... Я не верю!

— Так не было, — с неожиданной горячностью возразил Манрик, подавшись вперед, — не было, потому что никто даже не пытался взглянуть на дело так, живя одним днем и проедая нажитое предками. Но сейчас время настало. Сейчас — или никогда. Герцог Окделл, вы — Человек Чести, то есть именно тот, кто нужен Талигу. Нужен Надору, чтобы вернуть провинции былое величие. Нужен мне. Вы готовы мне поверить и идти со мной?

Мысли понеслись лихорадочным галопом. Поверить? Поверить на слово «навознику», которого он первый раз видит? Красивые слова часто скрывают обман, как цветущий куст скрывает ядовитую змею, так сказано в Эсператии. Но Манрик спас ему жизнь, наверняка догадываясь, что за такого врача семье Ричарда несколько лет не расплатиться. Спас потому, что принял его службу. Отплатить за такое неблагодарностью — бесчестно. Но и поступить в чиновники — унизительно. Что же делать? Поверить? Согласиться? Или отказаться и отправиться в... в никуда?

Ричард запаниковал, понимая, что все больше запутывается. Простое решение — довериться своим чувствам — самое верное. Или нет?

Он сжал пальцами виски, сознавая, что выглядит по-детски глупо. Его учили: Алва и Дорак, некоронованные правители Талига, — два крыла Зла, но эти двое Ричарду Окделлу ничего и не предлагали. И даже эр Август говорил, что Манрик, хоть и не Человек Чести, лично себе ни разу не взял из казны ни суана. Кансилльер не стал бы лгать. Тессорий — порядочный человек, просто ему не дают поступать по совести. Дорак не дает. Манрик, конечно, не сказал этого прямо, но все ясно и так...

Дик с облегчением выдохнул. Да, все ясно. Его берет на службу не эр, не король, но Талигойя, и такая служба не может запятнать честь герцога Окделла. В конце концов, перед ним граф, а не лавочник. И с его внуком Константином они вместе прошли Лаик, он неплохой парень... А, была не была! Решено.

— Да.

Сомнения — от Леворукого, значит, долой их.

— Да, монсеньор.

Манрик удовлетворенно кивнул:

— Хорошо. Клятв мне не нужно, а Талигу и королю вы уже присягнули в Лаик. С этого дня вы мой... ученик. Да, пожалуй, так верно. Эр ведь должен обучать своего оруженосца всему, что умеет и знает сам, не так ли?

— Д-да, — выдавил Ричард, все еще ошарашенный происходящим.

— Вот и славно, — Манрик вновь кивнул. — Судя по тому, что вы четвертый в выпуске, Ричард, вы способный ученик. После обучения, — полагаю, гораздо раньше, чем через три года, — вы станете...

Он сделал эффектную паузу, полностью завладев вниманием Ричарда, — и закончил:

— Вы станете офицером для особых поручений.

Дик не смог скрыть недоумения. Какие еще офицеры в казначействе? Это же не армия!

Манрик хмыкнул.

— Виконт Реджинальд Ларак не рассказал вам, что генеральные инспекторы тессории имеют офицерские звания? Ну вот, теперь вы это знаете.

— Но... а как же...

В очередной раз вспомнив свою нелепую выходку на церемонии, Дик вспыхнул и потупился. Он повел себя неподобающе в присутствии королевской четы и всего двора. Теперь ему будут перемывать кости на всех углах до следующего унарского выпуска, это уж точно. И вряд ли после такого позора пригласят на королевский прием...

— Как быть с днем святого Фабиана? — догадался Манрик. — Не переживайте, вы внесены в королевский указ как мой оруженосец. Я был практически уверен, что вы согласитесь.

Извинений он не потребовал и даже не попросил, за что Ричард Окделл был ему искренне благодарен, — а Манрик тем временем, не откладывая в долгий ящик, принялся рассказывать новоиспеченному ученику о его обязанностях, правах и порядках в доме, где Ричарду предстояло прожить следующие несколько лет. Время пролетит быстро, он станет офицером, ему обязательно дадут какое-нибудь особое поручение, и не одно, а когда он исполнит все с честью, им будут гордиться все: и дядя Эйвон, и эр Август, и матушка... Они все поймут. А пока он числится оруженосцем, Манрик обязан брать его ко двору, и там он сможет видеть королеву! Воистину, верно говорят, что за самым темным часом обязательно приходит рассвет.

***
— Представляешь, что мне только что сообщили мои люди? — Алва на ходу дернул шнур звонка, пропуская гостя в кабинет. Первый маршал Талига выглядел раздосадованным и даже не пытался этого скрыть.

— Не представляю, — хмыкнул капитан королевской охраны Лионель Савиньяк, плюхаясь в кресло. — А должен?

— Ну, вообще-то да, хотя бы по долгу службы, — ядовитым тоном отозвался Алва, сбрасывая на столик плащ и перчатки. — Юного Ричарда Окделла сегодня видели в городе — впервые со дня святого Фабиана. В новеньком черно-белом наряде, как подобает на государственной службе.
Лионель присвистнул от удивления.

— Его же хотели отправить в Надор? Да, я читал указ, где он числится оруженосцем у «фламинго», но полагал, что это пустая формальность... Разве нет?

— Увы, — Алва принял у слуги корзину с бутылками и откупорил сразу пару. — Мне доложили, что юноша вышел из дома тессория и выглядел при этом весьма довольным жизнью. Я не знаю, как старик умудрился переупрямить Дорака, убедить короля и уговорить юнца, но факт есть факт. Окделл теперь служит Манрику.

— Звучит как скверный анекдот, — Савиньяк задумчиво побарабанил пальцами по столешнице. — Вдовствующую герцогиню наверняка хватит удар от такой новости, если уже не хватил.

— Здоровье Мирабеллы Окделл меня в этой истории интересует меньше всего...

Алва достал бокалы, разлил вино и перебрался с бокалом на шкуру перед камином.

— Проклятье, такая красивая была задумка, — пожаловался он, усаживаясь на полу по-морисски, — взять под присмотр и опеку сына Эгмонта, вместе с Надором, — и так нелепо сорвалась. Закатные твари! Прекрасный повод напиться — по-настоящему, а не для прознатчиков Сильвестра, будь они неладны!

— Окделл мог отказаться, — Лионель пожал плечами. — Служить убийце отца... Ты можешь представить, чтобы я пошел служить Карлу Борну? Окделлы все-таки Люди Чести, при всех их недостатках.

— Я не исключал такой возможности, — Алва усмехнулся, вертя в руках бокал, — но решил рискнуть. На кону стояло слишком многое. Впрочем, ты был на церемонии и видел, с каким лицом Окделл стоял перед нами, когда все Люди Чести выбрали кого угодно, даже щенка Колиньяров, только не его. Готов поставить «Звезды Кэналлоа» против Арамоновой задницы, что парень бы на мое предложение согласился.

— Но Манрик успел раньше, так что следует признать пари бессмысленным, — Савиньяк вздохнул. — Интересно, зачем ему молодой кабанчик?

— Полагаю, мы знаем зачем, — Алва наконец пригубил вино. — Ради Надора. Прекрасная идея объединить соседние владения, так даже проще. Квальдэто цэра, я восхищен. Без шуток.

— И Окделл согласился ему служить? «Навознику»? — Лионель нахмурился. — Тогда он еще глупее Эгмонта. Или я чего-то не понимаю.

— Я понимаю только одно, — задумчиво произнес Алва, глядя через бокал на свет. — На месте Сильвестра я бы не разводил слишком много Манриков. Это становится опасным.