И снова с Днем Рождения!

[alvadick]

Название: Внезапно
Автор: Svir
Пейринг: Рокэ Алва, Ричард Окделл
Рейтинг: кто найдет, тот молодец
Категория: джен
Размер: 0,5 ал
Дисклеймер: ничего, никому и вообще не извлекаю
От автора: автор сильно поизмывался над каноном, если угодно, этот текст можно считать "модерновским"".
Отдельное спасибо Оленю за поставки укусного ягеля.

автором вполне может задуматься продолжение,
если оно, конечно, кому-нить понадобится
(когда его ожидать - вопрос отдельный).

небольшая иллюстрация

Глава 1
Черное дерево покрывали странные завитки, похожие на вихри. Раньше Дик не обращал на них внимания, раньше он не приходил к эру без приглашения, раньше он не собирался убивать...
Ричард стоял у закрытой двери и изучал резьбу, размышляя о незавидности выбора. Впрочем, выбора, в сущности, и не существовало: или Квентин Дорак и Рокэ Алва, или Катари Ариго и все, сохранившие верность Талигойе и законным королям. Святой Алан, он должен их спасти! Он поклялся именем отца, что сделает это...
Он поклялся Ворону в фабианов день... Но эсператистская церковь позволяет не принимать в расчет клятвы, принесенные под принуждением! Другой вопрос, можно ли к этому отнести слова, произнесенные коленопреклоненным герцогом Окделлом Первому Маршалу Талига?
Это его долг, а долг нужно исполнять, каким бы тяжелым он ни был. Скакать навстречу врагам со шпагой в руке легко, но не всегда к победе можно прийти прямым путем. Даже отец признавал: смерть Рокэ Алвы необходима. Тогда покушение сорвалось, и все пошло прахом, но сейчас сын Эгмонта Окделла сделает то, что не удалось двенадцать лет назад. Сталь против Ворона бессильна, пуля ненадежна, остается одно… легкая смерть для уставшего жить человека.
Дик еще раз взглянул на черные завитки и постучал. Время остановилось. За дверью – тихо. Рокэ мог уйти, не сказавшись слугам, мог послать оруженосца к Чужому, мог налить себе сам.
Ричард постучал еще раз и замер, настороженный, как одичавшая кошка. В вязкой тишине раздался скрежет поворачиваемого ключа, дверь распахнулась.
- Юноша? – В сапфировых глазах мелькнула светлая искра. – Что стряслось? Вы спрятали в моем доме еще парочку святых?
А ведь это было! Ворон остановил бунт, не выдал Оноре, отпустил Робера. Эр Август ошибается, Рокэ в смерти епископа не повинен. Он не чудовище, кто и что бы про него ни говорили, просто так получилось.
– Нннеет…
– Тогда в чем же дело? Вы смотрите так, словно у вас за пазухой парочка ызаргов. Вы проигрались? Получили письмо из дома? Увидели привидение? Затеяли дуэль с десятком гвардейцев?
– Эр Рокэ…
– Заходите, – Алва посторонился, пропуская оруженосца.
Судя по разбросанным по полу бумагам, он сидел на шкурах у камина. Зачем ему огонь? Что-то жег? Или пламя служит ему светильником? В любом случае он совершенно трезв.
Рокэ поймал взгляд оруженосца, усмехнулся, собрал исписанные листки и небрежно швырнул на стол:
– Раз вы пришли, налейте мне вина.
Так сразу?! Дик, пытаясь унять дрожь, уставился на охваченные пламенем поленья.
– Да что с вами такое?! – В голосе Алвы послышалось раздражение. – Наслушались проповедей о вреде винопития?
Ричард бросился к секретеру. Бутылки «Черной крови» открылись на удивление легко. Так же как и перстень. Два крохотных белых зернышка исчезли в темных горлышках, дело было сделано. Ричард трясущимися руками перелил вино в специальный кувшин – кэналлийцы пьют выдержанные вина не сразу.
– Так что все-таки произошло? – Герцог сидел в кресле спиной к огню, темноволосую голову окружал багровый ореол.
– Его преподобие… Оноре… убили.
– Праведники в Рассветных Садах, без сомнения, в восторге, – Алва по-кошачьи потянулся, – у них так давно не было пополнения… И?
– Я… Я хотел спросить.
Почему он не придумал повод заранее? Что именно он хочет узнать?.. Не так! Он ДОЛЖЕН узнать! Ведь завтра спрашивать будет не у кого.
– Эр Рокэ, как умер мой отец?
– Быстро.
– Как… Как Эстебан?
– Нет, – Рокэ слегка сдвинул брови, словно пытаясь припомнить. – Молодого Колиньяра я убил в горло, Эгмонта Окделла – в сердце. Если тебе нужны подробности, то мы стали на линию…
– Это была линия?!
– Разумеется.
ЛИНИЯ! В Лаик шепотом рассказывали, как это происходит. По земле проводится черта, секунданты разводят противников на расстояние вытянутой руки со шпагой. Левая нога стоит на линии, она не должна сдвигаться. Падает платок, и в твоем распоряжении несколько мгновений – убить или быть убитым. В обычной схватке можно получить удовлетворение, ранив противника в руку или ногу, здесь – или ты, или тебя. Правда, случается, погибают оба.
Такая дуэль не просто запрещена королевским эдиктом, она проклята самим Эсперадором. Церковь говорит, будто на линию Чужой толкает обуянных гордыней и нетерпением. Создатель требует ждать Его Возвращения и Его суда. Встать на линию – погубить свою душу.
– Эгмонт пришел с Мишелем Эпинэ, со мной был Диего Салина. Они по нашему настоянию не дрались.
Диего Салина… Марикьярский маркиз, отец Альберто. Марикьяра далеко, она сама по себе. Сказал ли Салина кому-нибудь правду? Мишель Эпинэ мертв… Знает ли матушка? Знает ли эр Август? Отец хромал, в обычном поединке, да еще против Ворона он не выстоял бы, но на линии хромота не имеет значения… Святой Алан, у отца был шанс!
Рокэ протянул руку с бокалом. Ричард, не соображая, что делает, наклонил кувшин. В отсветах каминного пламени льющееся вино и впрямь казалось черной кровью. Маршал задумчиво посмотрел бокал на свет и поставил на инкрустированный сталью столик. Он делал так почти всегда, но сердце Дикона чуть не выпрыгнуло из груди. Алва вглядывался куда-то вдаль, и оруженосец видел безупречный профиль, озаряемый непоседливым огнем.
– Хочешь спросить еще?
Только теперь юноша вспомнил, ЧТО должно произойти. Услышав об отце, он напрочь позабыл обо всем, даже о Катари.
Алва молчал: то ли ждал новых вопросов, то ли вспоминал. Небо за окном чернело, черными в освещаемой лишь догорающим камином комнате казались и глаза маршала.
– С какого возраста ты себя помнишь?
Почему он спросил? Впрочем, почему бы и нет? Ворону, когда он пил, иногда приходила блажь поговорить со своим оруженосцем. Странные разговоры – точно так же герцог говорил бы с собакой. Но у него не было ни нее, ни кого-то другого.
– Лет с трех…
– Память – отвратительная вещь, – Рокэ пригубил вино и замолчал. Можно выбить бокал, но Ричард этого не сделал. Он поклялся уничтожить проклятие Талигойи и исполнит обещанное. И все же... все же яд – оружие женщин, стариков и монахов… Эр Август принимает грех на себя, но мужчины рода Окделлов не прячутся за спинами стариков.
- Подождите!..
Юноша не мог отвести взгляда от руки, сжимавшей темный хрусталь. Руки, убившей отца, Эстебана, Адгемара… Как же страшно смотреть, как ничего не подозревающий человек пьет яд! Пусть Ворон заслужил смерть, пусть он ее не боится, даже хочет, но так убивать бесчестно. Бесчестно, но по-другому нельзя. Или... все-таки можно?!
- Вы что-то сказали?
Равный бой с Алвой невозможен. Фехтуя с Рокэ каждый день, Ричард лишь укреплялся в понимании - он никогда не догонит своего эра. Маршал вынослив и силен, как демон, он одинаково хорошо владеет обеими руками, предугадывает каждое движение своего соперника и не знает жалости.
- Юноша?..
Ричард Окделл не забудет этот вечер. Ленивый голос, длинные пальцы, сжимающие ножку бокала, отсветы пламени на точеном, безжалостном лице. Почему он в разгар весны развел камин? Почему именно сейчас перешел на «ты»? В который же раз? В любом случае, в последний. А впервые это случилось, когда герцог перевязал новому оруженосцу руку… Клаус отговаривал монсеньора от возвращения в столицу, а он не послушался...
«У добра преострые клыки и очень много яда»… - слова, произнесенные в этой самой комнате. Почему маршал сказал именно так? Почему сказал именно ему?
- Герцог Окделл!
Дик вздрогнул. Он не понял, как эр оказался рядом, ведь Рокэ сидел в кресле буквально мгновение назад. Или он настолько задумался... или...
- Пустите! – Ричард окончательно очнулся лишь, когда пальцы герцога стиснули его запястье. Ту самую руку, которую вылечил Алва. Столь же сильно, как повод Моро! Но Дикон оскорбился не столько из-за резкой боли, сколько из-за самого жеста. Он получился каким-то... собственническим.
- Не хлопайте на меня глазами, герцог Окделл, - резко проговорил Алва. - Я не трепетная эреа, и вряд ли оценю длину ваших ресниц, - он усмехнулся и вздернул бровь.
Можно ли умереть от одного глотка? Дик глядел на своего эра и боялся – вдруг можно.
- Вы являетесь ко мне в кабинет. Причем, заметьте, сами. Спрашиваете, о чем ранее не смели заикнуться. А теперь еще и спите с открытыми глазами, - Ворон развлекался, а Дик готов был провалиться сквозь землю.
- Эр Рокэ...
- Впрочем, я знаю, как вас расшевелить, - герцог прищурился и распорядился. – Собирайтесь. Мы выезжаем немедленно!
Сначала Дик не поверил своим ушам. Потом Ворон его выпустил, вернулся к креслу и, взяв с подлокотника бокал, – Ричард подался вперед, еще не зная, как поступит – швырнул тот в камин. Пламя зашипело, словно разъяренный кот или потревоженная гадюка, а затем принялось лизать осколки. Так верный пес обгладывает кость, кинутую ему любимым хозяином.
Но как же Катари... Дик схватился за кинжал, а Рокэ дернул шнурок звонка. Сейчас появится Хуан. Ричарду не справиться с двоими уж точно...

/***/
Самые отчаянные и удачливые убегают даже от шадов, но Ричард Окделл себя к отчаянным и удачливым не относил. Он не смог сделать ничего. Да он и не мог ничего. Он был готов к смерти, отчаянно шел к ней и не боялся, но когда в кабинет вошел домоправитель, словно застыл на месте.
Эр бросил несколько фраз своему прислужнику по-кэналлийски. Потом Хуан сказал следовать за ним, и Ричард повиновался. Единственное, на что его хватило – будто бы случайно пройти мимо кувшина и задеть его. Отравленное вино полилось на пол. Осколки усеяли ковер, на продажу от которого обитатели надорского замка могли бы перезимовать. Но разве имеет это хоть малейшее значение в сравнении с жизнью?!
Затем Дик оказался в собственной комнате. Один. В замке щелкнул ключ.
Он тотчас метнулся к окну. Нет, он не помышлял о побеге – если только совсем чуть-чуть. И нет, не о собственном спасении он думал – подобное недостойно герцога Окделла! Он должен был предупредить эра Августа!..
Ричард распахнул окно настежь, уселся на подоконник и уже задумался над тем, как станет спускаться, когда внизу запалили факел. Проклятый кэналлиец поставил кого-то дежурить в саду.
Дик обреченно ковырнул ложкой в каком-то южном вареве, слишком жидком для рагу и излишне-густом для супа и в придачу отчаянно благоухающем чесноком. Есть ЭТО казалось невозможным, но необходимым. Иначе он ослабеет и тогда ему уже ничто не поможет.
Конечно, в одиночку против шести мерзавцев он не выстоит, но вдруг... Дик покосился на молчаливого человека в черной рубашке, сидевшего напротив. Из всех своих сторожей юноша знал одного Хуана, но тот в карету заглядывал только во время остановок.
Кансилльер говорил: человек, принявший яд, живет около суток. Но Ворон разбирается в медицине, да и выпил совсем немного. Всего глоток! Ведь кувшин Дик разбил. Сейчас он возносил хвалы Создателю за этот свой поступок, и вместе с тем проклинал самого себя – Катари и эр Август оказывались в еще большей опасности. Станет ли Алва мстить им? Вне всяких сомнений – станет.
Хуан открыл дверцу кареты и забрал миску, даже не спросив, сыт ли пленник. Теперь работорговец не скрывал своего нутра. Куда делись его учтивость и спокойствие? Перед Диком предстал настоящий охотник за людьми – жестокий, хитрый, грубый. Да и его подручные оказались не лучше! Однако Ричард все же нашел в себе силы спросить:
- Хуан, что с эром Рокэ?
Он считал: хуже не будет все равно? Он был наивен, полагая так! Домоправитель одарил его таким ненавидящим взглядом, что Дик удивился, почему остался жив. И, конечно, проклятый кэналлиец не ответил, лишь бросил какое-то слово на своем наречии – наверняка оскорбление.
Ричарду не сказали и куда они направляются. Кэналлийские головорезы меж собой говорили только на своем языке, из которого Дик за год, проведенный в доме Ворона, усвоил не больше сотни слов. Из вороха звонких и раскатистых звуков он выудил только «марис» – «море».
Они ехали, почти не останавливаясь. Занавески в карете были спущены – дороги не разобрать. Но, скорее всего, везли его на Юг, не в Надор же. Эта уверенность и слово «море» означало одно – Багряные земли! Судьба рабов-эсператистов, угодивших к морискам, оказывалась незавидна, но Дика наверняка ожидало нечто особенное. Эр не захотел прикончить убийцу на месте или отправить в Багерлее, значит, придумал нечто несравнимо худшее.
С каждым днем становилось все жарче. Это убеждало Дика в его догадках. Заняться в карете было решительно нечем, и единственное, что ему оставалось – вспоминать. День святого Фабиана. Особняк Капуль-Гизайлей. Марианна. Дуэль. Вараста. Ричард старался гнать от себя воспоминания о Катари или последнем вечере в особняке Ворона. Но они приходили сами – в душных горячечных снах, мареве и тумане, которым внезапно стали наполняться дни плена.
Ричард на мгновение пришел в себя лишь однажды – когда воздух чуть изменился. Посвежел и наполнился чем-то непонятным. Морской солью? Значит скоро конец этой пытке... Конец ли?
Дик снова погрузился в сон. В нем жарко пылал камин, отбрасывало кровавые отблески неопороченное ядом вино в бокале и звенели, радуясь, струны. Ричард знал: еще мгновение и все изменится. Сейчас Ворон попросит налить ему еще, и в кувшин упадут две маленькие крупинки. Гитара заплачет, а потом замолчит.
Этого юноша боялся сильнее всего – гитара умолкнет! Он готов был умолять, просить, каяться. Кажется, он выкрикивал какие-то обвинения, а потом сам же их опровергал. Возможно, он просил прощения, но за что и у кого, он не помнил.
Однажды Ричард увидел маршала. Во сне? Ну не наяву же! Эр выглядел усталым, очень бледным, и камзол у него запылился. Волосы Рокэ забрал в хвост на манер того, как ходил в Варасте. Только теперь вороные пряди слегка вились и блестели как-то по-особенному. Из-за близости моря – не иначе. А еще герцог хмурился. И за руку его держал – вот ведь бред! И говорил с оруженосцем, только Ричард, как ни силился, не мог разобрать слов.
Потом... потом не стало ничего более. Даже кареты.

/***/
Ричард очнулся в постели. Комната оказалась светлой и просторной. Распахнутое окно дышало прохладой. Ветер играл занавесями, а солнце подсвечивало лепнину на далеком потолке. Дик всматривался в тени и те то принимали очертания неведомых зверей вроде невепря, то размывались чернильными кляксами. Вскоре у него закружилась голова, и все вновь заволокло туманом.
Второй раз он пришел в себя уже вечером. В комнате он находился не один. Рядом на низкой табуреточке обнаружился щуплого вида старичок в полосатом халате и навороченном на голове нечто – язык не поворачивался назвать подобное головным убором.
Шад? Его новый хозяин? На работорговца он не походил, да и кто будет покупать априори негодного раба?
Тем временем «шад» поднялся и взял широкую чашу с расположенного поблизости столика. Когда он поднес питье к губам Дика, в нос ударило сладким и пряным, вероятно, настойкой из местных трав.
Ричард ощутил такую жажду, словно не пил несколько дней, а потому не стал сопротивляться. Не противился он и тогда, когда его заставили сесть, принялись зачем-то массировать плечи. Долго он, впрочем, не просидел, повалился обратно на подушки. Ему положили на лоб компресс и, наконец, оставили в покое.
Во сне Дик снова увидел Ворона. В окно дышало морским бризом, маршал в одной рубашке и широких холщевых штанах сидел на подоконнике и наслаждался полной луной. Черные волосы. Бледная, едва ли не до синевы, кожа.
- Спите, - велел Алва, - вам следует поправляться.
- Я сплю и так, - ответил Ричард.
- Вот как? – Рокэ обернулся к нему и усмехнулся. – И с чего вы взяли?
- Вам неоткуда здесь взяться. Да и... я вас отравил.
- Какая прелесть! – герцог спрыгнул с подоконника и подошел к его кровати. – В таком случае, возможно, я выходец, который пришел из Заката по вашу душу?
Внутри все похолодело. Губы, будто сами собой начали произносить четвертной заговор, но Дик заставил себя замолчать. Вместо того чтобы гнать от себя ожившего мертвеца, Ричард с трудом сел и взглянув в невозможные, почти черные глаза произнес как можно тверже:
- Эр Рокэ, в таком случае, я пойду с вами.

/***/
Смуглая черноволосая служанка в ярком платье, с розой, запутавшейся в прическе, принесла завтрак. Она постоянно лепетала на своем звонком наречии и старательно делала вид, будто не понимает талиг. Но Дик ведь видел – притворяется. Иначе как девушка могла понять, что Ричард просит у нее шадди, а не вина, например?
Впрочем, вина он и не попросил бы. От одного воспоминания о нем тошнило.
После зашел давешний «шад» - Дик уже опознал в нем лекаря, но прозвище показалось уместным. Заставил выпить очередное снадобье, покачал головой, буркнул что-то неопознаваемое и вышел.
Более Дика не беспокоил никто, и это казалось странным. Потому как с рабами точно не обходятся так... заботливо. Ворон наверняка знал: герцог Окделл любые физические страдания способен выдержать достойно. Он решил унизить его иначе? Продав в гарем, например... Ричард многое слышал о невольницах, ублажающих шадов. Наверняка, существовали и невольники – для тех, кто погряз в гаифском грехе.
К щекам прилил жар, а голова закружилась. Дик со стоном упал на подушки и закрыл глаза. Как же он теперь?! Он, конечно, откажется, но в таких случаях наверняка есть специальные слуги. Катари рассказывала, будто Фердинанду помогали аж до четырех лекарей. А здесь четверо слуг будут держать герцога Окделла, пока... пока...
Дышать стало трудно. Ричард с трудом заставил себя проглотить ком, ставший в горле, и успокоиться. Зря он не пытался бежать от Хуана! Но тогда он был явно болен и его постоянно охраняли. А теперь...
Дик сел. На этот раз это ему удалось легче. Спустил ноги и попробовал встать. Он сделал от силы два шага, но уже это вселило в сердце радость и надежду. Он будет вставать каждый день. Сейчас главное – оправиться от последствий болезни, а потом ничто его больше не удержит в этом месте, прекрасном и ужасающем одновременно.
Через неделю пленник уже мог добраться до подоконника, пройтись от стены до стены и не валился каждый раз на постель в полуобморочном состоянии. Дик выяснил, что окно его тюремных покоев выходит в сад. За изумрудными кронами деревьев виднелась синяя искрящаяся на солнце полоска воды – море. Наверняка, если добраться до порта, то удастся пробраться на какой-нибудь корабль. Или даже нанять его!
В карете Ричард не обращал внимания на то, в чем одет и вообще мало соображал от страха неизвестности. Но придя в себя здесь, он обнаружил свою одежду и регалии. Даже проклятый перстень с рубином никуда не исчез. Вот оный перстень и следует отдать капитану – это будет правильно. А потом Дик вернется в Талиг. Узнает, что с Вороном, найдет эра Августа и спасет Катари. Впрочем, решать проблемы стоило по мере их поступления. Для начала следовало выбраться отсюда.
- Собрались куда-то?
Голос заставил Дика подпрыгнуть на месте от неожиданности. Он даже едва не сверзился с подоконника.
Ясный день. Легкий ветерок играл занавесями. По комнате плясали озорные солнечные отблески. Внизу переговаривались слуги, и пела какая-то птица. А на пороге его комнаты стоял Первый маршал Талига, хотя его здесь никак не должно было быть!
- Вы, действительно, уверовали в то, что я выходец? Или сочли фамильным приведением? Смею огорчить, призраки предпочитают ночные часы. Ричард?
- П... почему фамильные? – глупо спросил Дик первое, пришедшее на ум.
- А какое же еще, если вы находитесь в Алвасетте, в гнезде кэналлиских воронов?
- Я в... Кэналлоа? – Дик все же сполз с подоконника. Прямо на пол. Ноги отказались держать. Никогда в жизни он еще не испытывал такого облегчения, как сейчас. Даже во время появления эра на семерной дуэли не испытывал.
- Поднимайтесь, - приказал Ворон и шагнул к оруженосцу. – Не стоит рассиживаться на холодном полу. Особенно после болезни.
Он протянул руку и, схватив Дика за плечо, резко дернул вверх. Ричард запутался в ногах и едва не рухнул на маршала.
- Я решил, подобное путешествие будет полезным для вас, - Рокэ тяжело вздохнул. – Правда не учел, насколько тяжко придется мне самому.
Полезным?! Дик даже опешил от столь вопиющего издевательства.
И каким еще? Тяжким для соберано Кеналлоа?! Дик хотел высказать герцогу в лицо и о том, как его везли, и о неизвестности, и... что б он сам оказался в ситуации, подобной этой!..
Но он не находил для этого ни сил, ни слов. Слишком велико оказалось счастье от развеявшегося кошмара.

Глава 2
Дик сидел на огромном валуне. Море и берег поделили тот ровно посредине. И, если закрыть глаза, удалось бы представить, словно сидишь на холке огромного быка-литтена, переплывающего океан. Ричарду даже показалось, будто он слышит огромное сердце древнего существа. Оно радовалось своему Повелителю и солнцу – жаркому, яростному.
Сидеть так оказалось настолько хорошо, что Ричард даже забыл думать о судьбе эра Августа и Катари. Причина их несчастий, а также ужас всех людей чести и преграда к возрождению Талигойи, ныряла, фыркала и отплевывалась где-то вдали от берега. Рокэ издавал слишком много шума, словно не герцог, и мужчина в рассвете лет, а разыгравшийся мальчишка.
Дику тоже хотелось купаться, но всем своим видом он выказывал разницу между истинным эорием и родичем диких морисков. Он так размечтался, что и не заметил, как задремал. В грезах он был с Катари в аббатстве. Королева держала в руках ветку акации и улыбалась. Наверное, герцог Окделл рассказывал ей нечто забавное.
Они не спеша прогуливались по саду. Ухоженный поначалу, он внезапно стал совершенно заброшен. И это – к лучшему. Ее величество начала держаться смелее и даже взяла его за руку. А потом внезапно оказалась очень близко. Ее губы приближались, а на Дика вдруг напало оцепенение. Но она все равно приближалась, и... И!!!
- ИИИ!!! – заорал Ричард. Поднятая Рокэ волна накрыла его с головой.
- Вы с ума сошли? – как ни в чем не бывало, осведомился маршал. - Обычно это мне приписывают безумие.
Дик кое-как вставал с песка, куда сверзился и, хватая ртом воздух, пытался отдышаться.
- Вы... Вы-вы...
- А вы хотели осчастливить меня своим обмороком и последствиями солнечного удара, - парировал Алва. – Благодарю покорно. Незабываемо-красным цветом лица и плеч, считайте, уже осчастливили.
Дик моргнул и вспомнил. Ну да, он же умудрялся даже на ласковом солнце Надора обгорать летом. И как только не подумал...
- Быстро в воду! – прикрикнул Алва, и на этот раз спорить желания не возникло никакого.
К вечеру у Дика поднялся жар, а тело стало непослушным. Солнце стояло почти над головой, так что он умудрился подпалиться весь: лицо, шея, плечи и грудь. Ужас! В Надоре у него всегда обгорала спина и удавалось находить успокоение, лежа на животе. Но сейчас мукой казалось буквально любое положение.
- Жалкое зрелище, - прокомментировал его состояние Рокэ.
Эр прошел в комнату и без стеснения уселся прямо на кровать. Ричард, примостившийся у подоконника, подставлял несчастные плечи прохладному ветерку. Он попробовал хмыкнуть на замечание, но получившийся звук более походил на всхлип.
- Юноша, я понимаю, что слава канонизированного предка не дает вам покоя. Однако записывать в святые мученики обгоревших на солнце северян это слишком даже для Агариса, - заметил Рокэ. Смерил оруженосца долгим взглядом и приказал. – Идите сюда, попробую облегчить ваши мучения.
- Лучше лекаря позовите, - насупился Ричард.
- Абу Аль-Рахиб слишком хорош, чтобы звать его по столь пустяшному поводу, - усмехнулся Рокэ. – Одно дело очень замедленное действие яда, симптомами схожее с пневмонией, и совсем другое...
- Что?.. – Дик вздрогнул.
- Я сказал: ко мне, оруженосец! – прикрикнул Рокэ. – Или будете стенать и лезть на стены в гордом одиночестве. Только вот в окно падать не рекомендую, все же.
Дик остался на месте, хотя повиноваться хотелось и очень. Требовалось, наконец, выяснить все – и чем скорее, тем лучше. У него в голове не укладывалось происходящее. Все эти походы к морю, поездки по Алвасетте, да и сам Алва! Он оставался ехидным до невозможности, но не злым и не холодно-отталкивающим, каким обычно представал в Олларии.
- Монсеньор, - проговорил Ричард едва слышно. – А я... точно ваш оруженосец, после... ну, после того, как я... я вас... – на большее смелости не хватило.
- Я как-то запамятовал, - произнес Алва несколько устало. – Разве я вас отпускал?
- Нет же! Просто я...
- А раз нет, то вы все еще мой оруженосец. Ненадолго, не расстраивайтесь, - он похлопал по кровати в не требующем пояснений жесте, и Ричард решил не испытывать более маршальского терпения.
Зря! Он едва не вопил от боли. Чистку загноившейся руки и то было проще вытерпеть. Под конец экзекуции Дик просто рухнул на постель и мгновенно уснул.


TBC?